Однозначно бесспорное.

[murit]

30.05.2009 в 12:27

Пишет  BabyDi:

30.05.2009 в 12:02

Пишет  Big Lynx:

К.Крылов

С ЭТОГО БЕРЕГА

Вы не любите бывших соотечественников? Они вас тоже недолюбливают

Вообразите себе, дорогой читатель, что немцы в сороковые годы всё-таки выиграли Вторую мировую. Понятное дело, большая часть территории России отторгнута и заселена немцами, лишнее славянское население уничтожается или просто подыхает с голоду. Тем не менее бурно развивающейся немецкой промышленности нужны рабочие руки и квалифицированные специалисты. Где-то году так в сорок девятом образованный советский инженер, знающий немецкий, имеет некоторые шансы устроиться на хороший немецкий завод — конечно, за осьмушку зарплаты настоящего немца и без каких-либо прав. Но в России-то совсем хреново, так что желающих предостаточно.

И вот московский парень Вова, только что закончивший Бауманку, собирается на ПМЖ в Кёльн. Конечно, ему неприятно. Он еще помнит папу (убитого под Волоколамском) и маму (умершую от голода в сорок третьем). Да и бабушка Нюра, которая его выходила после смерти мамы, смотрит на него, сжав губы: вся ее семья погибла в концлагере, и немцы для нее враги. Бывший кореш Сережка с Малой Бронной, что вернулся с фронта с пустым рукавом, называет его мразью и обещает прибить оставшейся рукой. Мама Витьки с Моховой (которого расстреляли на улице за нарушение комендантского часа) отворачивается при встрече. Любимая девушка Тоня дает пощечину вместо поцелуя. И так далее.

Само собой, Вова на все эти штучки не поддается. Вот он перебирает документы (вот уже и вид на жительство получен, скоро можно будет покупать билет) и воображает, какая там, в Берлине, житуха: шнапс, пиво, жирная колбаса, веселые украинские девки дают за пятьдесят пфеннигов, а полячки — за две марки. Ничё-ничё, вот он приедет, устроится на завод… и обязательно позвонит по телефону Тоне. Чтобы сказать ей, какая она дура. А потом позвонит Сережке с Малой Бронной и объяснит ему, какой он, Сережка, шайсе, как он сгниет в этой вшивой Москве, пока он, Вова, будет пить шнапс. Потому что он, Вова, умный, а он — руссиш швайн и останется швайном и шайсе.

Теперь, сделав скидку на времена и нравы, напомним себе, что нынешняя ситуация мало чем отличается от вышеописанной. Запад победил Советский Союз в Третьей мировой войне (холодной). Взята добыча — практически всё ценное, что было в «этой стране», было вывезено в страны-победительницы. Русские поставлены на колени и надежно зафиксированы в этой позе. Они живут очень плохо, и вымирают примерно по миллиону в год. А главное — все понимают (или хотя бы чувствуют), что они проиграли войну. И отлично знают, кому именно проиграли — благо победитель уже увенчал себя всеми возможными лаврами. Шансов на «отыграться» тоже не видно: похоже, история закончена, и мир навеки попал под гегемонию одной силы, вполне бессмысленной и вполне беспощадной. Которая будет вечно куражиться над проигравшими, давя начищенным сапогом «всяких прочих сербов» или кто там им еще подвернется.

Вопрос: как после этого можно относиться к тем, кто перекидывается «в стан громящего Атиллы» — за шнапсом и девками? Если убрать эмоции, то, возможно, это очень разумно — переметнуться на сторону победителя, втереться, прижиться. И даже — кто знает! — иметь там успех. Дети Ванечки, отбывшего в Силиконовую Долину, будут расти в большом красивом доме — чистенькие, беленькие, здоровенькие. Может быть, они будут знать несколько русских слов…

Взаимная нелюбовь эмигрантов и оставшихся здесь обусловлена именно этим обстоятельством. «Оставшиеся» чувствуют, что эмигранты не просто сменили место жительства, а именно что перебежали на сторону победителей. В силу того, что Третья мировая была «холодной», это не так заметно: в конце концов, американцы действовали тонко и гуманитарно. Но всё-таки они были нашими врагами. Мы вынуждены покориться и молчать, потому что проиграли. Но хорошо относиться к тем, кто вовремя пристроился при походной кухне (или походном борделе) победившей армии — увольте.

Надо сказать, что так было не всегда. В советское время, например, когда у советского человека было много всяких комплексов, но комплекс побежденных всё-таки отсутствовал, а эмиграция была сложным и опасным мероприятием, к «отъезжантам» относились иначе. Несмотря на официальную пропаганду (довольно вялую, впрочем), эмигранты воспринимались скорее как смелые люди, пускающиеся в рискованную авантюру. Разумеется, некий привкус предательства ощущался уже тогда — однако он легко забивался той же идеологией. Достаточно было осознать себя (или хотя бы назвать себя) антикоммунистом, пацифистом, иудаистом или баптистом, чтобы получить вполне законную моральную индульгенцию на «гуд бай, немытая Россия». Но теперь-то этого нет: одна только «жирная баварская колбаса».

То же самое чувствуют (не могут не чувствовать) и уезжающие. Относятся они к этому по-разному. Некоторые развивают в себе ненависть к «доисторической родине» — если разобраться, именно за то самое, что она проиграла в «историческом соревновании» (самое распространенное мнение о России среди эмигрантов — «это страна лузеров»). Такие с удовольствием рассуждают о «тухлой вонючей Рашке-говняшке со спившимся подлым народом, место которого у параши истории». Если кто не верит, посмотрите в интернете: на словосочетание «вонючая Рашка» поисковик Яндекс.ру выдает 2388 ссылок, есть прелюбопытные… Кстати, не стоит заблуждаться на тему того, что «такое говорят только нерусские по крови». Хрен ли! Понятно, что «нерусским» это дается проще (есть хотя бы видимость повода), но и «своих русачков», ненавидящих эту страну, более чем хватает… Другие делают то же самое, но в извращенной форме — например, демонстративно жалеют оставшихся («я не понимаю, как же вы можете жить в стране, где срут в подъездах и начальники сволочи»). Иные оправдываются семейным или профессиональным поводом («я физик, и хочу заниматься физикой, а не стоять на вещевом рынке»). Некоторые — особенно женщины — оправдывают перебежку заботой о детках: «всё что угодно, но моего Колюсеньку не отдам в российскую армию-душегубку, я его не для того рожала» (и кто ж её за это осудит, в самом деле?) Некоторые недовольно бурчат — «это мой выбор, который никого не касается». Случается, кстати, и такое явление, как эмигрантский патриотизм: «я живу в Америке (Канаде, Португалии), но я русский, моя родина — Россия». Некоторые, кстати, осознают этот последний факт, уже изрядно пожив в какой-нибудь развитой стране.

Но такое бывает редко. Обычный же эмигрант с той же силой, с которой он ненавидит «вонючую рашку», любит свою новую родину, где его восхищает буквально всё. Помню, как один мой интернетный знакомый писал, что покинул родные пределы исключительно из-за хамства московских гаишников. Правда, за день до этого он же описывал — с восторгом почти неприличным — как четко работают в его стране дорожные патрули: «выйти, руки на капот, ноги на ширину плеч, а если что не так, у них дубинки». Когда я напомнил ему про гаишников, которые всё-таки не способны на такую демонстрацию силы, товарищ впал в обиду: как я мог сравнить жалких и вороватых серошинельников с Настоящими Профессионалами, Которые Защищают Свободу?

При всем том я полагаю, что у любого россиянина должно иметься священное и неотъемлемое право эмигрировать куда ему вздумается и когда вздумается. По одной банальной причине: человек, презирающий свою страну, просто обязан ее покинуть — потому что так будет лучше и ему, и нам. Возможно, из плохого русского (а ненавистник России — это плохой русский, пусть даже он безупречно честен и прекрасно играет на кларнете) он станет хорошим немцем или американцем. Точно так же человек, искренне верующий в колбасу и милость победителя, должен (по тем же причинам) всё это получить — колбасу и милость.

И, конечно, во всем этом нет ничего личного. У меня имеются знакомые, друзья и родственники в десяти, кажется, странах. Причины, по которым они там оказались, весьма различны и зачастую вполне почтенны. Я очень хорошо отношусь к своим знакомым, родственникам и друзьям. Но тем не менее я здесь, а они — там. Я живу на маленьком островке относительной сытости (благополучием это назвать нельзя) посреди раздавленной полумертвой страны. Охраняемой ржавеющими ракетами, доставшимися нам от великой советской империи. И когда эти ракеты окончательно проржавеют, никто и ничто не помешает цивилизованным странам, где живут и процветают мои друзья, расхреначить нас своими умными гуманитарными бомбами. Будет ли им интересно смотреть по CNN на развалины Москвы? «Ой, смотри, Джон, а вот это был наш дом… а вот здесь я училась… а здесь жил Костя… Передай мне, пожалуйста, соевый соус».